– Надо же, проницательный Максимилиан Ровере не знал и даже не догадывался о том, что мой супруг, Лаэрт Солсбури, был никем иным, как жалким педерастом, предпочитающим постельные утехи с молоденькими мальчиками обществу своей жены? А тебе известно, что и будущего осеменителя, принесшего бы роду Солсбури необходимого наследника, выбирали, словно породистую лошадь, из тех, кто походил бы внешностью на Лаэрта?

Гневная тирада Эмилии била по Максимилиану как град крупных камней, осыпавшихся на его голову сверху.

– Убирайся прочь! – ещё раз выкрикнула Эмилия, – видеть тебя не желаю!

Подушка, запущенная ею, ударила по лицу слишком мягко. Максимилиан поднялся с кровати и медленно побрёл на выход, не обернувшись.

Так мерзко Эмилия себя ещё никогда не чувствовала. Максимилиан исполнил обещанное – щедрой рукой вылил на её голову сверху порцию грязи и насилия, обернувшуюся саднящей болью между ног и стёртой кожей на запястьях. Медленно слёзы сходили на нет, как и дрожь тела. Эмилия стянула с тела ночную сорочку и платье, встала и прошла в уборную, ужаснувшись своему отражению, промелькнувшему в зеркале. Всклоченные волосы и заплаканное лицо, искажённое гримасой боли. Между ног размазано красным, стекающим противной каплей по внутренней стороне бедра.

Было уже поздно и вода в бачке стояла остывшая, но Эмилии было всё равно. Наполнив ванную, она залезла в холодную воду, поёжившись от мгновенного обжигающего холода. Набрав воздуха в лёгких, она легла на дно ванны, закрыв глаза. Лежала так долго, насколько хватило задержанного дыхания, и вынуждена была вынырнуть, садясь в ванной. Она откинула назад мокрые волосы, облепившие щёки, и плеснула водой в лицо, смывая слёзы.

– Тебе нельзя купаться в ледяной воде, – раздался голос мужчины позади.

Эмилия заставила себя не дрожать от звука этого голоса и злости на него. Откинула прочь стылое разочарование и мысль о том, что довела до крайности мужчину своими словами. Сколько раз до этого у него была возможность взять её силой? Но он этого не делал, лишь распалял её и себя, заставляя изнывать от страсти, бурлящей в крови. Прочь подобные мысли. Разве не он виноват… во всём?

Эмилия сделала вид, будто не слышит его слов, заставила себя умываться так, словно не было постороннего, стоящего совсем рядом.

– Вылезай.

Максимилиан обошёл ванну, вставая напротив. Он уже надел брюки, но остался бос и был без рубашки. Грудь мужчины быстро вздымалась и опадала. Эмилия медленно встала и стряхнула капли воды с тела, обошла мужчину стороной, направляясь в спальню. Он опередил её и встал прямо напротив кровати. Нужно было игнорировать его и дальше, но Максимилиан набросил на плечи одеяло и, завернув в него девушку, как младенца, подхватил на руки, вынося из её спальни. К себе. Он опустил её на свою кровать и присел рядом, молча глядя на неё. В глазах застыло странное выражение, непонятное ей.

– Завершишь начатое прямо сейчас?

Эмилия выбралась из одеяла, отбросив его в сторону, откинулась на кровати, разведя бедра в стороны:

– Раздвинуть ноги ещё шире или прогнуться, повернувшись к тебе спиной?

Мужчина бросил на неё взгляд через плечо и ничего не ответил, медленно сжимая и разжимая кулаки. Встал и принялся ходить по комнате. Очередной поворот – он застыл у бара, невидящим взглядом смотря на тёмно-коричневую жидкость, разлитую по стеклянным бутылям.

– Упейся так, чтобы вместо крови текло бренди, и сдохни.

Максимилиан обернулся – девушка так и лежала на кровати, только сменив позу: подложила руку под голову и издевательски улыбалась. Но глаза оставались холодны. Максимилиан дёрнулся, словно хотел что-то сказать, но передумал и вышел прочь, тихо притворив дверь.

– Гнусный интриган, насильник и… трус! – выкрикнула вслед ему девушка.

Тело начал бить крупный озноб и кожа покрылась мурашками. Как бы ни хотела девушка показаться сильной и непоколебимой, сейчас ей было очень холодно и больно внутри не физической болью, а другой. Её было не вытащить – она уже давно сидела внутри загноившейся занозой и с каждым днем заражала всё большие участки.

Мысли бились как обессиленные птицы, отчаянно пытающиеся взлететь и оторваться от тверди, имя которой было Максимилиан. Раньше в его прикосновениях было столько страсти и нежности, что сердце порой заходилось в бешеном ритме. Но потом сердце словно сдавливало перчаткой с шипами – всё сильнее и сильнее. От осознания того, что вот это всё – лишь игра, игра в неё по его правилам. Игра, которая могла быть чем-то большим, не реши она погнаться за призрачным счастьем.

Она не хотела признаться себе в том, что сейчас отчаянно хотела бы изменить прошлое. Потому что в ней пустили ростки противоестественная привязанность и увлечённость своим мучителем. Тяга к нему возникла намного раньше, тогда, когда у неё ещё было имя и свобода выбирать свою судьбу. Но она отрицала её существование, гоня прочь малейшие мысли об этом мужчине. Эмилия думала, что можно выбрать мужчину для сердца, как выбирают модную шляпку в магазине.

Повертеть его так и сяк, примерить и носить всю оставшуюся жизнь, как удобный и красивый аксессуар. А оказывается – наоборот. От того, что сейчас бушевало внутри неё, было неудобно, больно и колко. И страшно до ужаса, до дрожи в коленях. Потому что он, Максимилиан, одним движением руки заставил почувствовать её себя так, словно она была ненужной картой в колоде, смял в сильной ладони и бросил утопать в грязи.

Непрошеные чувства расползались внутри, завоёвывая себе территорию, словно ядовитый плющ, вырвать который было непросто. Она чувствовала себя полной им, его голосом и касаниями, полной до краёв ядом, желанным и губительным одновременно. И оттого сейчас его молчание и уход прочь были хуже злых и обидных слов, хуже и больнее перенесённого насилия. Непримиримое противоречие: одновременное желание, чтобы он убрался подальше, оставив её в покое, и острая необходимость в его покаянии и мольбах о прощении.

Максимилиан выбрал первое. И ей оставалось только дрожать от холода и злости до тех пор, пока совсем не обессилела и не сдалась, нырнув под одеяло. Оно мягко и нежно льнуло к тело, окружая её знакомым запахом, успокаивающим, но ранящим ещё больнее. Остро и глубоко, как будто булавкой, прямиком – в самое сердце.

***

Осторожный стук в дверь заставил проснуться и сесть в кровати. Перед глазами промелькнули картины вчерашнего, отозвавшиеся ноющей, тупой болью внутри. Но глаза были сухими, а мысли – ясными. Эмилия закуталась в одеяло, ожидая, что в комнату войдёт Максимилиан, но… вместо него в комнату скользнула Хелен.

– Доброе утро. Хозяин велел оставить вам это.

Хелен положила на кровать плотный конверт, запечатанный сургучом.

– Как будете готовы, спускайтесь. Мы ждём только вас.

Прислуга поклонилась и вышла из комнаты. Чего они ждут и кто это «мы»?.. Конверт лежал перед Эмилией белым неизведанным пятном на географической карте. И ей оставалось только вскрыть его, узнав, что содержится внутри. Девушка потянулась и надломила сургучную печать, вытаскивая плотный белый лист с изящными завитушками вверху. Она усмехнулась: раньше Ровере писал свои записочки на чём попало, а сейчас решил обставить всё, как полагается?